Главная -
Биографический словарь -
буква П - Полевой Николай Алексеевич
Полевой (Николай Алексеевич) - выдающийся журналист, родился 22 июня 1796 г. в Иркутске. Сын купца, он не получил систематического образования. Рано научившись грамоте, он с жадностью набросился на книги, которые нашел в большом количестве у своего отца. По собственным его словам, он прочитал тысячу томов всякой всячины и помнил все прочитанное. Уже с десяти лет он издавал рукописные газеты и журналы, писал драмы и стихи, историю, посвящая этим занятиям все досуги, остававшиеся ему впоследствии от управления отцовскими делами. В 1811 г. Полевые переехали из Иркутска в Курск. Побывав в Москве, где он некоторое время посещал университет, и в Петербурге, Полевой понял недостаточность бессистемного образования и серьезно принялся за самообразование. После целого дня работы за прилавком, он просиживал ночи за изучением русской грамматики и иностранных языков (греческого, латинского, французского, немецкого). Отказавшись от легкого чтения, он выучивал по ""триста вокабул в вечер, выписал все глаголы из Геймова словаря, переспрягал каждый отдельно и составил новые таблицы русских спряжений"". В 1820 г. Полевой, по поручению отца, уехал в Москву для устройства винокуренного завода. С этих пор и особенно после смерти отца (1822) Полевой всецело предался литературе. В том же году получил из Академии Наук большую серебряную медаль за исследование о русских глаголах. На литературное поприще Полевой выступил еще раньше, в 1817 г., напечатав в ""Русском Вестнике"" статью о посещении Александром I Курска. В 1818 г. он поместил в ""Вестнике Европы"" ""Замечание на статью о Волосе"" и ""Перевод Шатобрианова описания Маккензиева путешествия по Северной Америке"". С тех пор статьи и стихотворения, подписанные именем Полевого, стали появляться все чаще и чаще в периодических изданиях. Греч и Булгарин предложили ему сотрудничать в их журнале, но предложение это не было им принято. В 1825 г., встретив поддержку со стороны князя Вяземского , он начал издавать знаменитый ""Московский Телеграф"". После запрещения ""Московского Телеграфа"" Полевой некоторое время был постоянным сотрудником ""Библиотеки для Чтения"", потом редактировал ""Живописное Обозрение"", ""Сын Отечества"", ""Русский Вестник"", ""Литературную Газету"", издававшуюся Краевским . Во всех этих изданиях он поместил ряд статей по самым разнообразным вопросам, выступая в качестве критика, публициста, историка, беллетриста, драматурга. Отдельно изданы им целый ряд романов (""Абадонна"", ""Клятва при гробе Господнем"", ""Мечты и действительность"" и др.), ""Очерки русской литературы"", ""Драматические сочинения"" (4 тома), ""История народа русского"", ""История Петра Великого"", ""История Суворова"", ""История Наполеона"" и другие. ""Немногие из русских писателей, - говорит Полевой, - писали столь много и в столь многообразных родах, как я"". Несмотря, однако, на действительно поражающее ""многообразие"" тем, Полевой везде, во всех своих статьях, является проводником одних и тех же взглядов и убеждений. Начав свое образование в зрелом возрасте, без всякого руководства, проведя лучшие годы жизни в русской купеческой среде, Полевой избежал школьной рутины того времени; ему навсегда осталось дорого все русское, национальное. Это не помешало ему, однако, оценить западноевропейскую науку и культуру и примирить свои национальные симпатии с сознанием необходимости учиться у Запада. В начале своей деятельности Полевой был безусловно передовым человеком. По влиянию, которое Полевой имел на русскую поэзию и литературу, Белинский ставит его на один уровень с Ломоносовым и Карамзиным . О значении Полевого как журналиста и критика, см. Московский Телеграф (XIX, 960) и Критика литературная (XVI, 770 - 2). ""Московский Телеграф"" переводил произведения Байрона, Шиллера, Гете, В. Скотта, Гофмана, Ирвинга, Мицкевича и т. д. В каждой книжке помещались подробные обзоры всех иностранных литератур, не исключая китайской и арабской, а также характеристики отдельных произведений и писателей. Богатством и разнообразием отличался и отдел истории, географии и путешествий. С самого начала Полевой стал на сторону Пушкина и провозгласил его ""великим поэтом"" и ""гениальным человеком"". В обширной статье, посвященной Державину , Полевой впервые дал прекрасную характеристику этого поэта. В статьях о Ломоносове, Кантемире и Хемницере Полевой рассматривает их произведения с точки зрения народности, искренности и цельности вдохновения. Обладая большим художественным вкусом, он ниспроверг целый ряд кумиров, созданных тогдашними литературными кружками или пользовавшихся почетом в силу устарелых преданий: ""нет возможности, - говорит Белинский, - пересчитать все авторитеты, уничтоженные им"". Один из самых крупных авторитетов, против которого ополчился Полевой, был Карамзин. Отзываясь восторженно о значении Карамзина, Полевой признавал его ""Историю"" неудовлетворительною. В ""риторическом"" карамзинском определении истории Полевой видел чрезвычайно ограниченное понимание ее целей и отмечал в труде Карамзина отсутствие общей руководящей идеи. Вместо истории Карамзин дает галерею портретов без всякой исторической перспективы. Очень метко Полевой указал на то, что у патриотически настроенного историка даже варвары являются облагороженными, мудрыми, художественно развитыми, только потому, что Рюрик , Святослав - русские князья. Зачитывавшийся Нибуром и находившийся под сильным влиянием Тьерри и Гизо, Полевой не довольствовался разбором Карамзина: он решил сам написать ""Историю русского народа"". Вооруженный новыми взглядами, он шаг за шагом преследует старую историческую схему, основой которой было представление о России как о ""государстве"" с самого начала ее истории. ""Я полагаю, - говорит Полевой, - что в словах ""русское государство"" заключалась главная ошибка моих предшественников. Государство русское начало существовать только со времени свержения ига монгольского, до конца же XV века существовало в России несколько государств"". Все личное, случайное Полевой старался устранить из объяснения русской истории. Он указал в ней несколько периодов, необходимо следовавших один за другим, неизбежно вытекавших из данного состояния общества и из всемирно-исторических событий. В общем, однако, при всей значимости переделки, основа схемы осталась прежняя: историю общества Полевой характеризует по-прежнему историей власти и в конце концов впадает в тот самый тон, за который основательно порицал Карамзина. На главный вопрос - в чем заключается всемирно-историческая роль русского народа - Полевой был бессилен ответить; его попытка решения выразилась простыми синхронистическими сопоставлениями. Смелость, с какою Полевой посягал на прочно установившиеся авторитеты, особенно на авторитет Карамзина, не прошла для него безнаказанной. Против него восстали все, начиная с корифеев литературы и кончая всякого рода писателями, самолюбие которых он так или иначе задел в своем журнале. Пушкин открыто возмущался отношением Полевого к Карамзину. Князь Вяземский прекратил сотрудничество с ""Московским Телеграфом"" и прервал личные отношения с издателем, назвав его ""низвергателем законных литературных властей"". Полевой сделался теперь мишенью неприличных нападений, пасквилей и даже доносов. На его искренние критические статьи отвечали бранью, намекали на ее происхождение, называли недоучкой и всезнайкой. Всего опаснее для Полевого были те литературные его враги, которые всякими путями старались доказать ""неблагонамеренность"" журнала. Искренний патриот, нападавший только на ""квасной патриотизм"", Полевой мало-помалу приобретал известность опаснейшего либерала, революционера, врага России, который может волновать умы не только своими статьями, но даже молчанием. Министр народного просвещения Уваров прямо говорил Булгарину, что ""если Полевой напишет даже Отче наш, то и это будет возмутительно"". Шеф жандармов Бенкендорф получил три обстоятельных записки, в которых Полевой обвинялся ""в самом явном карбонаризме"". Ожидался только повод для привлечения Полевого к ответственности. Рецензия Полевого на драму Кукольника ""Рука всевышнего отечество спасла"" послужила таким поводом. Дышавшая патриотическими чувствами, она была признана неблагонамеренной только потому, что признавала неудачным литературным произведением драму, удостоившуюся Высочайшего одобрения. Император Николай I , давно уже восстановленный против ""Московского Телеграфа"", хотел сначала строго поступить с Полевым, но потом, признав вину правительства в долготерпении, ограничился запрещением издания. Этим событием закончилась блестящая половина деятельности Полевого. Впоследствии он сам говорил, что ему ""следовало замолчать еще в 1834 г."" и что вся его дальнейшая деятельность была ""игрою ва-банк на литературную известность"". Потеряв возможность вести журнал, Полевой выступил в новом для него роде - драматическом. В течение 8 лет он дал около 40 драм, которые имели успех на сцене, но встретили полное осуждение со стороны лучшей части русской критики. ""Дедушка русского флота"", ""Параша-Сибирячка"", ""Купец Иголкин"", ""Русский Моряк"", ""Елена Глинская"" и другие, написанные на темы из русской жизни и не представлявшие особых достоинств в художественном отношении, доставили П. известность ""квасного патриота"", изменившего своим убеждениям. Это было не вполне справедливо, так как симпатией ко всему русскому Полевой отличался и раньше; но нельзя отрицать, что такие драмы он сам прежде называл менее нежели посредственными. Сознавая недостатки своих произведений, он все же продолжал писать, не перечитывая, почти не обдумывая. Заваленный работой, почти разоренный, угнетаемый семейными несчастьями, преследуемый кредиторами, Полевой сравнивал себя с ""самопишущей машиной, которую кто-нибудь заведет, а она пишет, что угодно: драму, повесть, критику"". Поклонник романтизма, лучшую часть жизни посвятивший исканию смутных идеалов, Полевой и в своих позднейших произведениях являлся искренним сторонником положительных, героических типов; вот почему он несочувственно отнесся к ""Ревизору"" и ""Мертвым душам"". Статьи о Гоголе вызвали против Полевого негодование лучших представителей литературы; ближе всего он очутился к своему давнему врагу, Булгарину. Если в начале литературной деятельности Полевой подвергался всякого рода оскорблениям со стороны обскурантов, то теперь на него нападали люди передовые, и нападали очень жестоко. Из передового человека, дававшего тон литературе, Полевой превратился в литературного парию. Покинутый всеми, не встречая ни у кого поддержки, нередко нуждаясь даже в куске хлеба, Полевой до самой последней минуты продолжал работать. Его лаконичный дневник, его письма рисуют ужасную картину его жизни: это была медленная агония, из которой наступившая, наконец, 22 февраля 1846 г., смерть являлась желанным исходом. Она сняла с памяти Полевого клеймо, мучившее его в последние годы жизни. Его наиболее беспощадный критик Белинский, в теплой статье реабилитировал Полевого, назвав его одним из замечательнейших деятелей русской литературы. Ср. Белинский ""Сочинения"" (том XII); И.З. Крылов ""Очерки жизни Н.А. Полевого"" (М., 1849); ""Записки К.А. Полевого"" (СПб., 1888); Н. Чернышевский ""Очерки Гоголевского периода""; С. Ставрина, ""Н.А. Полевой и ""Московский Телеграф"" (""Дело"", 1875, № 5 и 7); А.К. Бороздин ""Журналист двадцатых годов"" (""Исторический Вестник"", 1896, № 3); П. Милюков ""Главные течения русской исторической мысли"" (том 1); Ив. Иванов ""История русской критики"" (СПб., 1898, вып. I и II); В. Боцяновский ""Н.А. Полевой как драматург"" (""Ежегодник Императорских театров"", сезон 1894 - 95, прилож., кн. 3-я); Сухомлинов ""Исследования"" (том II). В. Боцяновский.
ВОДОПОТРЕБЛЕНИЯ НОРМА / Большой энциклопедический словарь. Сельское хозяйство