Главная -
Биографический словарь -
буква Б - Бунин Иван Алексеевич
Бунин, Иван Алексеевич - известный поэт, родился в 1870 г. в Воронеже, происходит из старинного дворянского рода. Образование получил в Елецкой гимназии. Бунин начал рано писать, и первый сборник его стихотворений, вышедший в Орле в 1902 г., заключает в себе стихотворения поэта с 1887 г. Кроме стихотворений, Бунин написал ряд рассказов и большую повесть ""Деревня"". Широкой известностью пользуются и высоко ценятся его переводы классических произведений мировой поэзии. Среди этих переводов первое место занимает перевод лонгфелловой ""Песни о Гайавате"", награжденный пушкинской премией. Далее, Буниным переведены тениссоновская поэма ""Годива"" и из Байрона: ""Манфред"", ""Небо и земля"" и ""Каин"". Пушкинской же премией Академия увенчивала не раз сборники его оригинальных стихотворений, а в ноябре 1909 г. избрала его почетным академиком по разряду изящной словесности. Стихотворения и рассказы Бунина, выходившие отдельными сборниками, собраны в шести томах, из которых первые пять изданы ""Знанием"", а шестой - ""Общественной Пользой"". В I т. вошли рассказы, во II - стихотворения 1889 - 1902 годов (""Листопад"" и ""Новые стихотворения""), в III - стихотворения 1903 - 1906 годов; в IV - переводы: тениссоновской поэмы ""Годива"", Лонгфелло из ""Золотой Легенды""; Байрона ""Каин"" и стихотворения 1907 г.; в V - ""Чехов. - Сны. - Золотое дно. - У истока дней. - Астма. - Счастье. - Цифры. - Тень птицы. - Зодиакальный свет""; в VI - ""Стихотворения и рассказы"" последних лет. Отдельно изданы ""Деревня"" (М., 1910), ""Манфред"" (СПб., 1904), ""Песнь о Гайавате"", ""Каин"" (СПб., 1907) и др. Бунин занимает особое место среди современных поэтов. Его мало коснулись модернистские течения, он остался в стороне от модных декадентских журналов, всегда был чужд изысканной нарядности, вычурности и крайностей, которые завоевали себе прочное место в поэзии недавнего прошлого. Он - верный хранитель пушкинской традиции. Простота и ясность - основные качества его стиха. Глубокая искренность и спокойная вдумчивость - главные свойства его души. Он свободен от чувства самовлюбленности, не кичится тем, что над миром видимых воздвиг мир своей собственной фантазии, заменил природу своими переживаниями и капризами. В его поэзии нет обоготворения своего собственного ""я"", нет горделивых проклятий людям ""живущим во тьме"", нет столь обычных противопоставлений поэта толпе. Не поет он хвалебных гимнов экстазам и всяким иррациональным состояниям души. Его душа и видимый мир не враждебны друг другу. Ему не нужны опьянение и экзальтация для того, чтобы преобразить этот мир своей поэтической мечтой. Его мечта создает прекрасное царство вымысла, не насилуя мира реального, и этот последний встает в его поэзии преображенным, но не искаженным, не утрачивает ни одной из своих земных черт. Как все поэты, и Бунин живет над землей, но его небо - поэтическое обобщение земли, сочетание красок и звуков, обретенных на ней. Он - не пророк, приносящий в мире вести из потустороннего мира. Мечту о небе не нарядил он в кричащий наряд для того, чтобы сделать ее отличной от земли. Его мечта - нежный покров, одевающий землю, но не закрывающий ее контуров. Его ""вечное"" не враждебно временному, оно сплетено из нитей временного. И природа, и красота, в которых отразилось это вечное, - не аристократическое достояние избранников, а великие источники, открытые всем. Прелесть его поэзии в том, что она не забыла своего источника и, поднявшись над землею, не противопоставила себя ей, как высшую независимую силу, а сохранила связь со своей матерью. Свободное вдохновение и обобщающая работа мысли слиты в его творчестве. ""Братья-дервиши, - говорит он, - я не ищу отрешения от видимого мира. Может быть, искажая ваше слово, я говорю, что ищу ""опьянения"" в созерцании земли, в любви к ней и к свободе, к которой призываю и вас перед лицом бессмертного, великого в будущем общечеловеческого города. Будем служить людям земли и Богу вселенной, - Богу, которого я называю Красотой, Разумом, Любовью, Жизнью, и который проникает все сущее"". Бунин поет не небо, а вечное стремление земли к небу. Он - вечный странник. Он любит наблюдать всякие культуры и всякую природу и всюду открывать это вечное тяготение к идеалу, ввысь, к солнцу: ""И все же мир лишь дышит жаждой света, и солнце, погребенное во тьму, из гроба тьмы, из бездны ада слышит, что мир в тоске взывает лишь к нему"". Поэтому, странствуя, он с одинаковым вниманием останавливается на памятниках разнородных эпох и культур. Они все - живые свидетели, оберегающие память о религиозном начале в истории человечества. И Святая София, и Греция, и Нил, и сфинкс, видевший лицо Моисея, и страна Авраама и Сарры, и руины капища, воздвигнутого самим Каином ""в гордости и безумии"", - одинаково будят в душе его глубокие и серьезные настроения. На башне Христа он переживает те же чувства, что и в теккэ дервишей. Он отдается созерцанию и чувствует, как приближается сладострастное ""исчезновение в Боге и вечности"". Эта мысль о вечности мягким примиряющим светом освещает бесконечное разнообразие явлений, попадающихся ему на пути. И радости и страдания земли находят примирение в этой мысли. Могилы и руины говорят ему не о смерти и тлении, а, напротив, о неумирающей красоте, о вечной связи между вещами, об единой гармонии. Он верит, что, раз загоревшись, человеческая жизнь не пропадает бесследно, что если мы сгорим без возврата, то долго не умрет жизнь, ""что горела в нас когда-то"", и ""красота, что мир стремит вперед, есть тоже след былого"". Он любит бродить мыслью в отдаленности времени и пространства. Он ""живет один"", ему ""ничего не жаль"", и в то же время он живет со всем живущим, и ему жаль всех, потому что в его высшем примиряющем обобщении, в его мысли о мировой гармонии личное страдание, - печальное в частности, - неизбежно в общем плане. Он восклицает: ""Ах, никогда я не чувствовал любви к родине... если русская революция волнует меня все-таки более, чем персидская, я могу только сожалеть об этом""; но он же обратился к родине с такими стихами: ""Ах, я люблю, кочующие птицы, родные степи. Бедные селенья - моя отчизна; я вернулся к ней, усталый от скитаний одиноких, и понял красоту в ее печали и счастие в печальной красоте"". И здесь нет противоречия. Исключительное отношение к родине чуждо ему. Ее революция не должна занимать его более, чем персидская. Но, как одно из проявлений красоты, она особенно близка его душе. Таково общее настроение его поэзии. Чувство меры помогло ему слить в гармоническое целое мечту о вечном и интерес к временному, стремление к небу и любовь к земле. Постигнуть небо, это значит изучить землю, приблизиться к Абсолютному, это значит вращаться среди преходящего и смертного. Призраки, которые он вызывает к жизни, у него не мистические чудища, а ясные свойства души, помогающие человеку приобщаться к вечному. Когда он говорит о том, что в сумраке мы сказками живем, что он внимал не раз эти ""печальные и сладостные"" звуки арф, мы постигаем красоту этого земного мистицизма и поэзии, ясной в самой тайне своей. Это - тайна, не вне нас стоящая и не нами руководящая; это - тайна, рожденная нами, живущая в нас, как постулат нашего духа, как неудовлетворенность, как неясный синтез универса. Ясный реальный характер его мечты придает его поэзии то неистощимое разнообразие, которого лишено творчество поэтов, занятых только своим внутренним миром, не ищущих все новых красок и звуков в соприкосновении с действительностью. Бунин никогда не повторяет себя, не ищет разнообразия в игре слов, сама жизнь дает ему постоянно новые образы, в которых все глубже раскрываются переживания его души. Истинная стихия бунинской музы - природа. Бунин правдив и серьезен в своем культе природы. Он не язычник и не декадент. Он прекрасно сочетает точность в изображении природы и прихотливую свободу в передаче рожденных ею настроений. Он не видит сильфид и нимф, которые для нового позитивно-настроенного человечества уже стали пустыми звуками, книжными именами без конкретного содержания. Он смотрит в ""лицо Мифа"", а не бога, о котором повествует Миф. Он ни на минуту не заставляет забыть нас о том, что духов, обитающих в лесах и морях, мы сами поселили там, чтобы облечь в конкретные формы состояния нашей души. В таких стихотворениях, как прелестная пьеса: ""На окне, серебряном от инея, точно хризантемы расцвели"", особенно ярко сказывается это уважение к факту, к внешней точности, соединенное с естественно рождающимся настроением. Современный человек может чувствовать себя жутко в лесу или вздрогнуть от непонятного звука, нарушившего тишину темной комнаты. Но берегитесь убеждать его, что вы знаете таинственное существо, произведшее этот звук, или таинственных обитателей леса и тьмы. Вы рискуете, что испуганное и побледневшее лицо собеседника озарится насмешкой, и громким хохотом огласится и лес, и тьма, и рассеются духи, пугающие человека. Бунин свободен от этих языческих олицетворений природы. Он любит ее, как источник мечты и тайны, которые она дарит современному человечеству, подавленному званиями и измученному борьбой. Если он ведет нас в лес, на кладбище, в царство Ночи и т. д., куда фея Бирилена послала Тильтиля и Митиль, то не для того, чтобы люди оставались там навсегда, а для того, чтобы, вернувшись, они нашли преображенной свою жалкую избу. Природа - средство, а не цель. Ее истины не затемняют истины трудового дня, а освещают ее более ясным и привлекательным светом. Изумительное по силе жуткое настроение навевает ""Сапсан"". Почти физически ощущаешь ужас одиночества среди вечного безлюдья, на морозной дикой равнине, живешь ее ""таинственной, великой, зловещей чуткостью"" и готов верить, что в этой тишине кроется ""колдовство Судьбы"", что таинственной силой наделен убитый Сапсан, усыпанный как алмазами серебряным инеем. И это жуткое настроение достигается именно присущим Бунину великим чувством меры. И оно не менее жутко от того, что он не заставляет нас верить в невозможное - в существование злых духов и злых сил. И не менее страшен его Сапсан от того, что он - только ""воплотившаяся сила той Воли, что в полночный час нас страхом всех соединила"". Он знает, что умерщвлен Сапсан. ""Но он эмблема той дикой жизни, тех степей, где эта грубая поэма слагалася в душе моей"". Бунин не бежит этих книжных слов: ""эмблема"" и ""воплощение"" и предпочитает их искусственному антропоморфизму. Эта таинственная повесть оканчивается ссылкой на слова башкира. ""Он умерщвлен. Но нет прощенья за смерть его - сказал башкир: - он гений зла, он демон мщенья, он дьявол, покоривший мир"". В душе неиспорченного культурой обитателя степей так рождаются страшные легенды и мифы, и Бунин показывает нам процесс этого зарождения. Его мифы всегда близки той природе и тем силам ее, из которых они выросли, и мы всегда видим связь, скрепляющую их. И, вообще, его поэзия близка природе. Грохот экипажей, звон трамваев и электрический свет и быстро снующие пары еще не привлекли его внимания. И в этом отношении он - продолжатель старой нашей поэтической традиции. Он - певец деревни, а не города. Его муза вскормлена бытом усадьбы, точно выросла среди интимных и мирных настроений, рождавшихся в старых дворянских гнездах, воспетых Тургеневым . И даже та печальная деревня, которая нарисована в его большой повести (""Деревня""), ближе ему, чем город. Из этой деревни смотрит он на далекий шумный мир, где кипит борьба, бурная и быстрая жизнь. И отголоски этой жизни, достигая деревни, умирают здесь, точно нет здесь почвы для жизни, точно смерть уже давно простерла свою руку над этим царством косности и невежества. Томительная и нудная эта повесть без интриги, без действия, без ярких красок. Но и сама жизнь, которую изображает она, такова же. Нет в ней начала и конца, медленные речи, медленные мысли, нет материала для драмы, и до бесконечности можно слушать эти речи, и смотреть на эти картины, и никогда не скажешь, что в том или ином месте удобнее кончить. Если Тургенев уже начал скорбную повесть об умирании сельского уклада жизни, то в изображении Бунина кажется, что деревня переживает последние судороги. ""Все линяет"", - говорит Тихон Ильич и в таких словах характеризует деревню: ""А у нас все враги друг другу, завистники, сплетники, друг у друга раз в год бывают, сидят по своим закутам, мечутся, как угорелые, когда нечаянно заедет кто, кидаются комнаты прибирать... Да что! Ложки варенья жалеют гостю"". Не лучше и у помещиков: ""Поблизости помещики такая голь, что без хлеба по три дня сидят, последние ризы с икон продали, разбитого стекла вставить, крышу поправить не на что: окна подушками затыкают..."". Бунин - поэт деревенского запустения, и в изображение этого запустения он внес манеру своего письма. Настроение томительное и нудное развивается естественно при чтении его повести, и навевает она мысли серьезные и значительные, как и вся его поэзия. П. Коган.
ВОДОПОТРЕБЛЕНИЯ НОРМА / Большой энциклопедический словарь. Сельское хозяйство